Почему решения украинских судов по делам против РФ остаются юридически правильными, но на самом деле бессильными

С начала полномасштабного вторжения России украинцы все чаще обращаются в суд с исками о возмещении ущерба, причиненного в результате боевых действий. Среди истцов — владельцы жилья, которое было уничтожено во время обстрелов; предприниматели, потерявшие склады, магазины или технику; фермеры, чья земля заминирована или заблокирована; семьи, вынужденные оставить имущество в оккупации. В каждом случае речь идет как о документировании потерь, так и попытке добиться признания и компенсации через судебное решение. Число таких дел стабильно растет, часть из них завершается решениями в пользу истца, и некоторые из них уже вступили в силу. Однако даже получив судебное решение, люди сталкиваются с вопросами: что дальше? Как взыскать ущерб с государства, не признающего юрисдикцию украинских судов?

Судебные решения в Украине по компенсации за ущерб, нанесенный РФ

С начала полномасштабного вторжения России украинцы все чаще обращаются в суд, требуя компенсации за ущерб, вызванный войной. Речь идет не об единичных попытках — на сегодняшний день в судебном реестре зафиксировано по меньшей мере 1 482 решения по делам против Российской Федерации. Причем иски подают как обычные граждане, лишившиеся жилья, бизнеса или родственников, так и крупные компании, чьи объекты были уничтожены или потеряны в результате боевых действий или оккупации. Из года в год количество таких дел растет и одновременно растет объем присужденных сумм. Впрочем, само появление решения еще не означает, что оно может быть исполнено.

Динамика исков за последние два года показывает, что юридическая инициатива уже вышла за пределы символического жеста. Если в 2022 году украинские суды приняли только 52 решения по делам о взыскании убытков из России (28 по искам граждан и 24 – от бизнеса), в 2023-м эта цифра возросла до 405 (272 по искам граждан и 133 – от бизнеса), то в 2092 году их уже – от бизнеса). При этом в 2025 году только за первый квартал зафиксировано уже 213 решений (126 по искам граждан и 87 – от бизнеса). И это только те дела, которые обнаружены через открытые системы анализа — типа «Бабушки» и Опендатабота. Их фактическое количество может быть больше, с учетом нераскрытых или еще не опубликованных решений.

График: ИА «ФАКТ»

Отдельно следует посмотреть, кто подает иски и как суды на них реагируют. В категории дел, поданных гражданами, в 2024 году было вынесено 239 решений о полном удовлетворении иска (42,8%), 281 — о частичном удовлетворении (50,3%), и только в 39 случаях (7%) суд отказал.

График: ИА «ФАКТ»

В то же время в 2024 году украинские суды вынесли 253 решения по делам бизнеса против Российской Федерации. Причем подавляющее большинство из них — 224 дела, или 88,5%, завершились полным удовлетворением иска, что свидетельствует о качественной подготовке материалов и хорошо оформленной доказательной базе со стороны компаний. Еще 26 решений (10,3%) были удовлетворены частично — вероятнее всего, из-за частичного принятия расчетов или коррекции заявленных сумм убытков. И только в трех случаях (1,2%) суд отказал в удовлетворении полностью, что делает эту категорию дел наиболее стабильной с точки зрения результативности среди всех исков, поданных в РФ.

График: ИА «ФАКТ»

За первые месяцы 2025 года суды уже полностью удовлетворили 53 иска украинцев, но и отказали шестерым. Примечательно, что большинство решений выносится в пользу истцов. Бизнес так же активно подает иски, при этом эффективность решений в его пользу еще выше. По состоянию на апрель не зафиксирован ни один случай, когда иск бизнеса был отклонен, полностью удовлетворено 68 исков.

График: ИА «ФАКТ»

Такую статистику можно объяснить качеством подготовки исков: компании имеют квалифицированных юристов, полную финансовую документацию, независимые оценки потерь и четко оформленные акты. Кроме того, это свидетельствует о том, что суды признают законность требований и наличие доказанных потерь. Основными аргументами в этих делах являются экспертные заключения об уничтоженном или потерянном имуществе, сопроводительных фото- и видеоматериалах, документах о праве собственности, а также геолокация обстрелов, нанесенных именно российскими силами.

В качестве примера можно привести судебное дело агрокомпании «Магнат», которой было присуждено 180 миллиардов гривен по первому делу и еще 67 миллиардов — по второму. Другое возмещение на 12 миллиардов грн присуждено Алчевскому коксохимическому заводу. Граждане, в свою очередь, тоже выиграют большие суммы. К примеру, жителю Харькова суд присудил 328 миллионов грн компенсации за уничтоженное имущество; жители Запорожья получили по 170 миллионов грн. Это частные случаи, но они свидетельствуют о том, что суммы по таким делам не ограничиваются условным «моральным ущербом», а о реальных имущественных потерях, которые суд признает основанием для возмещения.

Итого все принятые решения о возмещениях гражданам и бизнесу по состоянию на 2025 год составляют более 913 миллиардов гривен, но даже такая сумма не является пределом. В реестре содержатся иски на гораздо большие объемы. Самым известным случаем является иск Хмельницкого на 999 квадриллионов гривен. Его отклонили, но формально зарегистрированный иск демонстрирует эмоциональное и психологическое измерение проблемы — многие украинцы пытаются зафиксировать сам факт потери, даже не рассчитывая на реальное взыскание. И именно здесь возникают главные вопросы: что делать дальше с выигранными судебными решениями? Решает ли его наше государство?

Почему судебные решения против РФ не выполняются на практике

Как видим, на сегодняшний день в Украине принято большое количество судебных решений, которыми признается ответственность Российской Федерации за ущерб, нанесенный в результате вооруженной агрессии. Эти дела представляют как физические лица, потерявшие жилье, бизнес, родственников, имущество, возможность работать, так и компании, понесшие серьезные экономические потери вследствие оккупации, обстрелов, блокирования активов или незаконного изъятия имущества. Все эти решения юридически действуют, они прошли через полный процесс рассмотрения, анализа доказательств, оценки доказанности вреда. Однако ни одно из них пока еще не выполнено. На сегодняшний день не существует механизма, который позволил бы обеспечить выполнение таких решений. Именно поэтому судебные решения остаются в силе, но исполнение заблокировано из-за отсутствия юридических рычагов.

Прежде всего, сама структура государственной ответственности за международное правонарушение ограничена современной системой международного публичного права. У Украины нет универсального инструмента, позволяющего взимать с другого государства компенсацию в национальном суде. Механизм существует только тогда, когда обе стороны и государство-истец, и государство-ответчик признали юрисдикцию соответствующего органа. Россия такую ​​юрисдикцию не признает. Соответственно, даже если национальные суды принимают решение, у них нет способа повлиять на его реализацию, если за пределами Украины нет политической поддержки или соответствующего юридического договора.

Кроме того, большинство государств, на территории которых потенциально находятся активы России, до сих пор руководствуются принципом государственного иммунитета. Даже при наличии активов, не являющихся дипломатическими или военными, суды часто отказываются налагать арест или признавать решение иностранного суда о взыскании. Иммунитет трактуется как инструмент обеспечения международного правопорядка, а не исключение для страны, ведущей агрессивную войну.

После начала полномасштабного вторжения России в Украину страны Запада отреагировали консолидированно: одним из первых совместных действий стало замораживание российских государственных активов за границей. Общая сумма таких активов оценивается примерно в 300 миллиардов долларов, причем львиная доля этих средств сосредоточена в Европе. Больше всего – 191 миллиард евро – удерживает бельгийский депозитарий Euroclear. Эти активы остаются замороженными, однако продолжают приносить процентный доход: только в 2023 году прибыль составила 4,4 млрд евро, и именно эти средства обсуждаются как потенциальный источник поддержки Украины. Еще несколько миллиардов заморожены в Clearstream, финансовой инфраструктуре Люксембурга.

Великобритания содержит около 30 миллиардов евро суверенных российских активов. Кроме того, в стране заблокировано еще 20 миллиардов евро частной собственности российских физических лиц – счета, недвижимость, предметы роскоши. Лондон публично заявил, что рассматривает возможность передать активы российского Центробанка Украине как ссуду, при условии, что Россия в будущем выплатит репарации. Франция заблокировала около 19 миллиардов евро государственных средств и отдельно — активы российских граждан, в том числе банковские счета, недвижимость, яхты. В США заблокировано примерно 7 миллиардов евро российских государственных активов, еще столько же – в Швейцарии, где также зафиксировано около 5 миллиардов евро частных российских средств. Германия содержит активы на сумму около 5 миллиардов евро, хотя детали об их статусе — государственные или частные — не обнародованы. Австралия также присоединилась к санкционному режиму – в ее юрисдикции заморожено около 5 миллиардов евро. В то же время, Италия сосредоточилась на частных активах: около 2 миллиардов евро в виде счетов, недвижимости, автомобилей и яхт. В Польше заморожено еще около 1 миллиарда евро активов, связанных с российскими олигархами.

Хотя сами российские активы остаются заблокированными, генерируемые ими доходы идут на усиление нашей обороноспособности, восстановление инфраструктуры, макрофинансовую поддержку, но не на компенсацию убытков. Этот вопрос упирается не в политическую волю, а в сложные юридические и экономические ограничения. Позиции среди европейских стран по этому вопросу остаются неоднозначными. Формально активы заморожены, но фактическое изъятие предполагает другую юридическую категорию – конфискацию. Конкретно она вызывает дискуссии и юридические противоречия. Часть европейских государств осторожна, ведь окончательная передача средств Украине потребовала бы создания отдельного правового механизма, позволяющего обойти или пересмотреть нормы о суверенном иммунитете и защите иностранных инвестиций.

С одной стороны, замороженные российские резервы могут быть конфискованы в рамках доктрины «контрмер» — концепции международного права, позволяющей государству реагировать на серьезное нарушение норм, в том числе вооруженную агрессию. Согласно этому подходу, активы Российской Федерации могут быть не просто заморожены, а изъяты и реализованы путем продажи или залога с последующим направлением полученных средств на нужды Украины или в специальный международный фонд восстановления.

Кроме того, подобная конфискация будет противоречить действующим международным правовым нормам и создаст опасный прецедент. Россия с большой вероятностью обжалует подобные действия в международных судах, а другие государства могут начать пересматривать безопасность хранения собственных резервов в юрисдикциях Запада. Юридическая практика со схожими случаями существует, однако она ограничена и значительно отличается по обстоятельствам. Например, иракские активы были конфискованы после завершения войны в Кувейте в 1990 году, как и немецкие после поражения Третьего Рейха во Второй мировой войне. В сложившейся ситуации война продолжается, что затрудняет обоснование таких действий даже с позиции прецедентного международного подхода.

Кроме того, в США специалисты по международному публичному праву и долговым обязательствам обращают внимание на ограничения, заложенные в Законе о международных чрезвычайных экономических полномочиях (IEEPA). Этот акт не дает правительству Соединенных Штатов полномочий на непосредственную конфискацию замороженного иностранного имущества — в этом случае российского — при отсутствии прямой военной конфронтации между США и Россией. Это еще один барьер для превращения политической инициативы в юридически устойчивое решение.

Конфискация частной собственности российских граждан или компаний процесс формально возможен, но требует отдельных судебных процедур, которые должны доказать персональную ответственность и связь с режимом. Значительно сложнее арестовывать или передавать государственные активы России. Здесь вступает в силу так называемый суверенный иммунитет, согласно которому активы одного государства на территории другого пользуются правовой защитой и не могут быть изъяты без согласия собственника. Этот иммунитет защищает, в частности, валютные резервы, имущество дипломатических учреждений, объекты госбанков.

Дополнительную сложность составляют многочисленные двусторонние и многосторонние договоры о взаимной защите инвестиций, заключавшиеся задолго до начала войны. Они ограничивают право односторонней конфискации активов даже в случае политического или военного конфликта. Изменить или обойти эти механизмы без системной реформы международного экономического права невозможно.

Европейский Союз, несмотря на заявления в поддержку Украины, до сих пор не решился на создание полноценного механизма конфискации замороженных российских государственных средств. Основная причина — опасения относительно последствий такого прецедента. В Брюсселе считают, что если ЕС позволит себе изъять активы государства, даже ведущего агрессивную войну, это может подорвать доверие других государств к европейским финансовым системам. В частности страны Азии, Латинской Америки и Ближнего Востока могут решить, что их резервы также не защищены и начнут выводить средства из европейских банков. Это чревато масштабным оттоком капиталов и подрывом позиций евро как резервной валюты, что имеет стратегическое значение для экономик Евросоюза. Следовательно, страх перед финансовыми рисками и правовыми последствиями сдерживает Запад от решительных действий, даже когда политические доводы кажутся достаточными.

Еще одной причиной положительного решения вопроса о компенсации ущерба является то, что украинское законодательство не предусматривает четкой процедуры автоматического признания решений против РФ в зарубежных юрисдикциях. Каждое дело требует отдельного международного правового действия: подача заявления, доказательство наличия активов, преодоление сопротивления адвокатов ответчика, согласование с местными судами. Это длительный процесс, требующий специализированной юридической поддержки, часто в нескольких странах одновременно. Для физических лиц такие расходы непосильны. Бизнес имеет несколько больше инструментов, но даже крупные компании годами не могут добиться фактического выполнения.

Отдельно следует учитывать фактор распыленности активов России. Большинство государственных средств и собственности РФ оформлены не на российские органы власти, а на всевозможные фонды, госпредприятия, аффилированные компании, банки, трасты, дочерние структуры. Установить связь между владеющим имуществом юридическим лицом и государством-агрессором — отдельный процесс. Без этого ни одно решение не может быть реализовано, потому что формально собственником выступает не государство, а третья структура.

Еще один фактор — отсутствие национального органа в Украине, ответственного за централизованный сбор, юридическую поддержку и международное продвижение таких решений. Каждый истец действует без помощи других. Есть отдельные примеры, например, «Нефтегаз», который ведет дело через международные арбитражи и суды с 2016 года, но нет скоординированной государственной стратегии по сопровождению решений на международном уровне.

Следовательно, в рамках существующей правовой системы украинские суды делают то, что могут: признают вред, обсчитывают его и принимают решение. Хотя они пока остаются в рамках декларации, это не напрасное действие, потому что оно фиксирует вред и ответственного. Истцы это понимают, поэтому не отказываются от фиксации, потому что знают: тот, кто не заявил о потерях сегодня, завтра не сможет ничего доказать. Но без системного международного соглашения, нового правового режима по активам РФ, изменениям в международном толковании иммунитета, созданию компенсационного фонда, а также политической воле зарубежных стран, решения украинских судов будут оставаться юридически верными, но фактически бессильными.