Футбол как приманка и политизация спорта: что стоит за заявлением Трампа о «хорошем стимуле» для России закончить войну

Четвертый год в Украине идет полномасштабная война и все это время почти непрерывно ведутся политические мероприятия и консультации, неофициальные контакты и публичные переговоры между мировыми лидерами с обещаниями ее остановить или по крайней мере приблизить к прекращению огня. Особенно активен в теме «скорого мира» Дональд Трамп, последовательно избегающий прямой критики России и в разное время заявлявший, что сможет завершить войну через 24 часа, позже — что ему понадобится несколько недель, впоследствии — что мир наступит в мае этого года. Ни одно из этих заявлений не имело под собой ни конкретного механизма, ни публичного подтверждения со стороны других сторон. В действительности боевые действия только обостряются: растет интенсивность обстрелов, гибнут военные и гражданские, продолжают разрушаться города и деревни. В этом контексте от Трампа прозвучало новое неожиданное заявление, которое нельзя оставить без внимания.

Заявление Дональда Трампа о «хорошем стимуле»

На совместной пресс-конференции с президентом ФИФА Джанни Инфантино президент США Дональд Трамп сделал неожиданное заявление. Отвечая на вопрос журналистов о возможности возвращения сборной России к участию в чемпионате мира по футболу 2026 года, Трамп признал, что не был проинформирован о ее отстранении от международных футбольных соревнований после полномасштабного вторжения в Украину. При этом он заявил, что такая перспектива может стать хорошим стимулом для РФ прекратить войну против Украины.

«Их могут допустить, если будет мир? Это может быть хорошим стимулом, верно? Мы хотим, чтобы они остановились. Еженедельно убивают до пяти тысяч молодых людей. В это невозможно поверить. В основном русские и украинские солдаты. Также люди в городах. Происходят ужасные вещи. Мы собираемся остановить эту войну», – сказал Трамп.

Следует отметить, что эти слова прозвучали на фоне уже открывшегося европейского отбора на чемпионат мира 2026 года, который должны принимать США, Канада и Мексика. Россия отстранена от участия, однако от нее звучат требования допустить сборную в Мундиаль через так называемую wild card как жест «восстановление справедливости» и «избегание политизации спорта». В заявлении, распространенном через российские спортивные и политические каналы, говорится, что такое исключение «не носило спортивного характера» и потому должно быть отменено.

В свою очередь, Джанни Инфантино уже не в первый раз заявляет о возможности возвращения России к участию в международном футболе. За несколько месяцев до этой пресс-конференции он намекал на «потребность оставить дверь открытой» и «не отвлекаться от оказавшихся в конфликте стран». Такие заявления неоднократно вызывали возмущение в Украине, в частности, со стороны Министерства иностранных дел и Федерации футбола Украины.

О чем свидетельствует заявление Трампа

Заявление Дональда Трампа следует рассматривать не только в контексте международной политики, но и в более широкой плоскости его риторики – гибридного сочетания шоу, провокации, политического сигнала и популизма. Сочетание футбола с войной является попыткой оперировать образами, с большим интересом воспринимаемыми массовой аудиторией. Чемпионат мира является событием глобального масштаба, с высоким статусом, которое в прошлом действительно использовалось как инструмент геополитического престижа. Поэтому Трамп попытался показать, что условная реабилитация России на международной арене (в частности, в спорте) могла бы стать инструментом стимулирования мира. Но проблема в том, что такая постановка вопроса фактически снимает ответственность с РФ и превращает восстановление привычных форм взаимодействия в «пряник».

Совершенно очевидно, что, говоря о допуске России в Мундиаль как «хороший стимул», Трамп имел в виду не обязательность победы одной из сторон, прекращение преступлений или смену режима. Он говорил о стимуле, который не меняет поведение РФ, а скорее поощряет его пересмотреть, предложив вознаграждение. Это радикально отличается от представления о мире, где война завершается выведением войск и правосудием, а не возвращением на международную арену за счет престижного спортивного билета.

Идея «дать России что-то, чтобы она захотела прекратить войну», глубоко противоречит логике международного права и справедливости. Участие в спортивных соревнованиях не может и не должно выступать предметом торга, если речь идет о полномасштабной агрессии, военных преступлениях, депортациях, убийствах гражданских. Это риторика умиротворения, которую неоднократно применяли по отношению к агрессорам в XX веке, с известными катастрофическими последствиями. Следует отметить, что идея «дать России что-то» в обмен на мир на самом деле не нова. Ей уже неоднократно предлагали в разных конфигурациях: снятие санкций, переговоры о «нейтралитете Украины», отмена военной помощи нашей стране. Но теперь впервые открыто Трамп заговорил о реабилитации из-за спорта. Такая практика создает прецедент: если государство может вести войну, а затем просто получить «пряник» в виде допуска к чемпионату, это разрушает саму идею санкций, ответственности и долгосрочной изоляции за военные преступления.

Особенно показательно то, что такое заявление прозвучало на фоне уже запущенного европейского отбора к чемпионату, из которого Россия исключена. Это означает, что возвращение российской сборной возможно только по специальному приглашению, то есть по политическому решению. Именно его Трамп готов инициировать или поддержать. Но за этим возникает вопрос: если такая возможность обсуждается, то не означает ли это, что сам Трамп исходит из предположения, что она будет продолжаться как минимум до 2026 года? Иначе это соглашение просто не имело бы смысла.

Следовательно, слова президента США противоречат его же собственным обещаниям. Публично он не раз заявлял, что сможет завершить войну между Россией и Украиной в течение первого месяца после возвращения к власти, затем в мае. Однако в то же время он предлагает возвращение России к большой спортивной игре именно в обмен на прекращение войны, то есть где-то на горизонте последующих лет. В этой конструкции война не является для него критической реальностью, которую следует остановить, а лишь пространством для будущего соглашения, вписывающегося в его стиль ведения переговоров.

Вообще Трампу свойственно строить свои месседжи так, чтобы они работали одновременно на несколько аудиторий. То есть идет игра на несколько фронтов. Части избирателей он демонстрирует образ «миротворца», который ищет нестандартные пути завершения войны, не прибегая к конфликтам. В то же время это косвенный сигнал для тех, кто симпатизирует политике изоляционизма или выступает против поддержки Украины: мол, вместо поставок оружия можно просто договориться из-за футбола. А для Кремля – четкое послание: возвращение к великому миру возможно, если вы подпишете прекращение огня. Не мирный договор, не гарантии, не наказание виновных, а прекращение боевых действий. В таком контексте обсуждать мир как функцию участия в футбольном турнире является сознательной деформацией реальности, в которой жертвы заменяются абстракциями, а ответственность на условные политические баллы.

Ключевым является то, что Украина в этой ситуации исчезает как субъект. Переговоры, условные сценарии, политические сигналы проходят без ее голоса. Решения о мире, по логике заявления Трампа, могут приниматься между Вашингтоном, Москвой и, в этом случае, даже ФИФА. Сама война в его риторике представлена ​​как трагедия «двух сторон», без указания, кто напал, а кто обороняется. И это не риторическая ошибка, а выбор в пользу симметрии там, где ее нет. В такой ситуации мир выступает не как результат переговоров с учетом позиции жертвы агрессии, а как соглашение между великими государствами. При этом Украина в очередной раз выступает не субъектом, а объектом чужого торга, и это глубоко унизительно для страны, сопротивляющейся и платящей за это жизнями своих граждан.

Наконец, в самой постановке вопроса прослеживается прагматичная, но небезопасная трансформация дипломатии: от ценностей к соглашениям. Если война прекращается только тогда, когда РФ что-нибудь предложат — значит, международный порядок окончательно подменен политикой шантажа. И когда этот тезис звучит из уст президента США, то это не просто позиция одного человека, а сигнал о том, что в 2026 году в России могут увидеть триколор на мировом стадионе. Но не потому, что она изменилась, а потому что кто-то решил, что с ней снова можно иметь дело.

Политизация спорта в контексте истории

Политизация спорта является не побочным эффектом, а сознательным инструментом, давно используемым разными государствами в стратегических целях. Несмотря на декларации о внеполитичности спортивных соревнований, ключевые события в истории мирового спорта неоднократно демонстрировали, что на самом деле спорт давно стал полем геополитического соревнования. Не как метафора, а прямой инструмент внешней политики, пропаганды, шантажа и легитимации режимов.

Одним из самых выразительных примеров есть Олимпийские игры 1936 года в нацистской Германии. Режим Адольфа Гитлера превратил мероприятие в витрину «обновленного» государства, скрывая гонения на евреев, развертывание концентрационных лагерей и подготовку к войне. Спортивные состязания стали фоном для демонстрации расистской идеологии, архитектурного великолепия и милитаризованного порядка. Победы немецких спортсменов использовались в качестве доказательства «арийского превосходства», а поражения замалчивались или объяснялись заговорами. Хотя выступление афроамериканца Джесси Оуэнса в Берлине (4 золотые медали) сломало расовые клише, сам факт того, что мировое сообщество тогда не бойкотировало игры в стране, которая нарушала все основы прав человека, лишь подтвердило: спортом можно прикрывать преступления.

В 1980 году ситуация изменилась. США бойкотировали Олимпиаду в Москве после вторжения СССР в Афганистан. За ними последовали еще более 60 стран. То есть спорт стал средством давления. Ответом на это стал бойкот Игр в Лос-Анджелесе в 1984 году со стороны Советского Союза и его сателлитов. Две сверхдержавы, декларировавшие мир и равенство через спорт, фактически признали, что геополитика важнее спортивного нейтралитета. Это был удар по спортсменам, но в то же время признание того, что международные турниры давно превратились в зону стратегического противостояния.

Политизация спорта работает не только в форме бойкота, но и символического возвращения. Примером этого может служить появление сборной Сербии после югославских войн на крупных турнирах и то, как политические процессы влияли на символику, название и трактовку команды. Участие в соревнованиях в таких случаях рассматривается как подтверждение легитимности, возвращение в мировой клуб, а также помилование на политическом уровне. То же можно сказать о Китае и Олимпиаде 2008 года в Пекине: игры были использованы для демонстрации мышц, экономического роста и скрытой авторитарной модели развития.

В наши дни наиболее показательным примером является Россия. Несмотря на масштабные допинговые скандалы, неоднократные нарушения, дисквалификации целых федераций, Москва продолжает возвращаться в большую игру под нейтральными флагами, через арбитражи, с помощью политического лоббирования. Спорт для России является частью пропагандистского аппарата, он используется как доказательство «величия» и «уважения» даже тогда, когда международное сообщество вводит санкции. Однако борьба за право участвовать в соревнованиях – это не об игре, а о статусе. Именно поэтому призывы Трампа вернуть Россию в футбольные турниры во время войны с Украиной являются частью более широкой игры, где ставка делается на геополитическое «прощение без покаяния».

Политизация спорта имеет важные последствия — размывает границу между правом и манипуляцией. Кроме того, она учит государства: вместо того, чтобы менять политику, можно просто подождать и возвращение к нормальности произойдет через спортивный турнир. Политизация также вредит спортсменам, которым приходится платить за решения правительств, но в то же время вынуждает организации, такие как МОК или ФИФА, выступать арбитрами по вопросам, к которым они не готовы — от прав человека до военных преступлений.

Следовательно, спорт уже не рассматривается как отдельная сфера, он стал частью гос системы. Если в ней проходят торги за участие в чемпионатах вместо обсуждения возмещения жертвам, деоккупации или репараций, значит только одно: политическая логика окончательно вытеснила моральную. И если это стало нормой, значит спорт не является игрой. Теперь речь идет о влиянии, контроле и способности диктовать свою реальность через стадионы.

Заявление Трампа о «хорошем стимуле» для РФ прекратить войну против Украины является еще одним подтверждением того, как спортивные структуры, декларирующие внеполитичность, все чаще становятся пространством для политических жестов и глобальных договоренностей. При этом Трамп вполне органично использует такие платформы для трансляции своих подходов к международной политике: гибких, трансакционных и максимально прагматических, даже когда речь идет о войне и смерти.